Я твой Ангел. Серия «Корни и крылья», книга 1 - Таша Истомахина

– Конечно, – хозяин дома машинально погладил собаку и вздохнул. – Элен ушла делать стрижку и не вернулась. На кухне до сих пор висит календарь, где она сделала пометку о визите в салон. А накануне она устроила нам с дочерью великолепный ужин: мы пили вино, слушали музыку и смеялись… Жена даже испекла пирог, хотя не очень любила готовить.

– Извините, если вопрос покажется вам невежливым, но я должна спросить. Откуда вы знаете, что её звали Элен?

Хозяин дома внимательно посмотрел на меня, словно оценивая, насколько мне можно доверять, а потом позвал дочь:

– Милая, ты не могла бы принести сюда мамину последнюю записку?

Пока девушка искала письмо на втором этаже, мой собеседник признался:

– Знаете, что меня радует: то, что не пропадают дети.

Мы помолчали, а потом он снова заговорил.

– И ещё меня радует то, что мы с женой прожили душа в душу 27 лет, прежде чем она начала отдаляться от меня, – и тут хозяин дома заговорил сбивчиво и тревожно. – Говорят, что какие-то Драконы уводят их всех, но Элен сказала бы мне о таком. Она не смогла бы ранить меня известием про другого мужчину, но про чудовище бы точно рассказала! Может её преследовали, но я даже не догадался. Мы смеялись, потому что пирог подгорел, а вино оказалось не сладким, а сухим, и я предложил поменять бутылку – я ведь тогда еще мог передвигаться самостоятельно – но она сказала «НЕВАЖНО», а что тогда ВАЖНО – вы можете мне объяснить? Что вообще происходит, скажите же?!

Он успокоился только когда ощутил руку дочери на своем плече. И скулящая собака сразу притихла, стило девушке зайти в комнату.

– Папе почему-то до сих пор удобней думать, что в этом исчезновении замешан несуществующий сердечный друг.

– Конечно, ведь мне легче от мысли, что она жива и сейчас… замужем за другим мужчиной, чем представить, что какой-то Дракон, предвестник смерти…, – он не договорил, буквально задохнувшись эмоциями.

Девушка протянула мне листок бумаги, а сама села рядом с отцом, накрыв его руки своими ладошками.

И тут я призналась незнакомым людям, в том, во что сама до сих пор не могла поверить:

– Знаете, я тоже не доверяла сестре, когда она мне говорила, что ей является Дракон.

Чтобы не видеть реакции собеседников на мое откровение, я развернула листок и прочитала на нем те несколько слов, что остались на память о столь горячо любимой женщине: «Дорогие мои, люблю вас всегда. Меня звали Элен».

Тут я наконец вспомнила о присутствии Михаэля, буквально слившегося с обстановкой этого дома: его присутствие не выдавал ни вздох, ни комментарий. Я повернулась к нему, взмахнув листком:

– Элен словно знала, что с ней что-то произойдет! Это фактически прощальная записка!

Михаэль кивнул, но промолчал, а вот хозяева поспешно постарались меня выпроводить под предлогом нездоровья и волненья. Я попыталась узнать хоть что-нибудь о снах, но, похоже, мое замечание о том, что Элен готовилась «исчезнуть», сильно растревожило и девушку и её отца, поэтому я уходила из этого дома, так же как из всех – в атмосфере крайней недоброжелательности.

На крыльце я в сердцах бросила рюкзак на ступеньки и возмущенно задала Михаэлю риторический вопрос:

– Ты мне напарник или нет?!

Михаэль не глядя, направляясь к машине, пробурчал:

– А, по-моему, неплохо и сама справилась.

Поднимая рюкзак, я краем глаза заметила недоуменный взгляд из-за занавески, что скрывала окошко двери.

В машине я попыхтела для профилактики несколько минут, но на мои провокации Михаэль не поддавался. Пришло, видимо, время озвучить идею, которая озарила меня ещё вчера:

– Буду приставать к людям на улице. В «Правилах Нумератора» не написано, что опрос надо проводить исключительно в жилищах. Если мне не открывают, то я сменю тактику, и буду задавать вопросы прохожим. Все равно ты мне не помогаешь!

Моё заявление было столь вызывающим, что Михаэль внезапно резко налег на руль, выводя внедорожник на соседнюю улицу, отчего я пребольно стукнулась плечом о дверцу машины. Двигатель заглох, а мой напарник развернулся ко мне, и как-то даже не прикасаясь, надавил на меня авторитетом, вложив в него весь свой внушительный рост и вес.

– Не помогал, и не собираюсь этого делать!!! А «Правила» ты не читала, поэтому нечего их цитировать! Делай что хочешь, а я пойду куплю что-нибудь к обеду, чтобы не присутствовать на твоем очередном позоре! – и тут он с силой хлопнул дверцей машины, чтобы я прочувствовала всё его, Михаэлево, негодование.

Наша кошка Мотя, в отличие от молчаливого разноглазого кота сестры, очень любит поговорить. Словарный запас у неё богатый, есть фразы на все случаи жизни: «Пора вставать, кормить меня», «А вот и Я!», «Чем вы тут занимаетесь?», «Я иду писать», «Посмотри какая я красивая», «Ты чего толкаешься, это мое место!», «О, меня пучит!», «Подождите, не делайте ничего без меня, я тоже хочу посмотреть». Но лучше всего у неё получается слово «Мама», которое Мотя как последний аргумент употребляет после пятнадцатиминутных, но не принесших результата стенаний о подкорме. Уж если проигнорировать и это сказанное на чистом русском языке слово, то можно себя за человека не считать.

Вот и сейчас, пришлось сначала кормить кошку, чтобы она воплями не разбудила сына раньше времени. Сразу выяснилось, что хлеба ему на завтрак не осталось, кроме двух маленьких кусочков.

Я села в кресло, чтобы полистать свою тетрадь.

«Следуй за своим ощущением счастья» написал некий Джозеф Кэмпбелл. Надо же, я даже автора фразы записала. Интересно, как ощутить это ощущение счастья? Хотя здесь я кривлю душой. Я знаю, что на самом деле делает меня счастливой – это занятие я называю «плести слова». Когда я что-либо сочиняю, а потом выражаю на бумаге в виде текста, то я теряю ощущение времени. Мне кажется, что прошло полчаса, а маленькая стрелка часов может сделать за это время три оборота.

Вот кстати и Майкл Фассбендер сказал как-то в интервью: «Я против насилия. Над жизнью в частности. Надо делать то, что у тебя лучше всего получается. Когда плывешь по течению – можешь увидеть окрестности, перед тобой открываются прекрасные пейзажи».

Да, здесь он прав. Почти десять лет у меня ушло на поиски той работы, которая бы соответствовала моей натуре. В моей службе сочетаются два моих уменья: я люблю цифры, которые сходятся и по горизонтали и по вертикали, что позволяет мне хорошо сдавать отчеты, а ещё мне нравятся слова, поэтому, если кому-то надо набрать сложносочиненный текст, то все в конторе идут ко мне. Кроме того, я тренирую своё плохо развитое умение быть милой в общении с самими разными людьми.

В комнату вплыл сумеречный со сна ребёнок и исчез на кухне. Появился через минуту с тарелкой в руках:

– И это мой завтрак? Ну что же ты такие некудыши отрезаешь.

Вот ещё один любитель новых слов. Пришлось перефразировать на французский манер:

– Так надо. Это некудишэ. Побольше паштета намажь.

– А ты сама ела когда-нибудь паштет без хлеба?

– Могу суп разогреть.

– Ну, это совсем печально.

Почти неделю до сегодняшнего дня стояла теплая погода, уже проклюнулись из почек листья на деревьях. А ночью выпал снег, который шел три часа подряд сплошной стеной, хлопьями, совершенно ровно и беззвучно. И получилось удивительное сочетание мятно-зеленого и ослепительно белого цветов, запаха зимы от снега и запаха весны от мокрых, мятых листьев и травы.

Уже перед самым уходом я прочитала ещё одно выражение без авторства, записанное в мою тетрадь: «Поставьте перед собой определенную цель и стремитесь к ее достижению: бесцельное существование способно стереть вас как личность», поэтому по дороге я размышляла над прочитанной фразой. Потребность что-то сделать сидит в человеке на подсознательном уровне. Преодоление инертности раньше давало видимый результат в виде еды на столе, построенного жилища или связанного носка. Сейчас мало кто из нас может похвастаться конкретным осязаемым продуктом и сказать: «Я сделал это сам», испытывая при этом удовлетворение создателя.

Я задумалась так глубоко, что чуть не заговорила со своим «Ангелом дня», поймав слово «привет» уже на губах. Кажется, он заметил мой задавленный порыв. Лучше бы, в самом деле, поздоровалась!

На работе в воздухе витало напряжение. Лишь к обеду мне удалось понять суть панического настроения, охватившего контору. Оказывается, что кто-то кому-то наверху намекнул, что нашу архаичную службу давно надо перевести на электронный документооборот и уволить всех ненужных сотрудников. В конторе воцарилась особая атмосфера, которую я называю «Беременная пустота» (тоже где-то прочитала это определение) – это Великая Тишина, замирание жизни перед новым рывком. Одно было ясно без слов: программиста, какой-бы он чудесный человек не оказался, в нашем коллективе доброжелательно не примут.